Памятники ставят мёртвым, но воздвигают для живых. Вряд ли у нас возникают вопросы к художнику, который выбирает тему, личность в зависимости от замысла, желания передать собственные идеи и чувства через скульптурную композицию. Нет также вопросов к хранителям исторических мест, передающим потомкам память как о светлых, так и мрачных страницах прошлого. Однако есть вопросы к политикам, которые вдруг принимают решение о превращении того или иного художественного произведения в государственный акт, потому что это посыл к современникам. Почему Владимиру Святославичу? Почему в Москве? Почему сейчас?
Обилие важных персон на открытии памятника Владимиру Великому в День народного единства, по всей видимости, должно было символизировать блестящую находку в перечень духовных скреп, ещё один камень в национальную идеологию, каковой теперь объявлен патриотизм. Логика государственных мужей, с одной стороны, понятна. Владимир крестил Русь, навеки связав её с христианством византийского образца, что во многом определило особенности внутреннего и внешнего развития нашей страны. Христианизация привела к объединению древнерусского народа на основе новых ценностей, заповедей, законов и создала мощную государственность. Владимир стоял у истоков православного будущего России.
И всё же горячая дискуссия, сопровождавшая весь подготовительный период создания и установки памятника, была отнюдь не случайной и показала, что подобные акции говорят не столько о национальном согласии, сколько о серьёзном расколе внутри российского общества. Противники монумента обосновывали позицию, что вся затея сильно сдобрена на политической кухне. Например, доказывали, что это очередной реверанс в сторону Русской православной церкви, ставшей одной из ключевых фигур на политической сцене, часто задающей повестку дня в нерушимом союзе с правящей силой, или что это демонстрация бескомпромиссной линии в украинском конфликте.
Действительно, киевский (а до того новгородский) князь Владимир Святославич никакого отношения к Москве не имеет. Он знать не мог о её существовании, потому как появилась она спустя полтора века после его смерти. Да и биография Владимира Святого не слишком приемлема в качестве истории национального героя. Сын ключницы Малуши активно участвовал в междоусобной борьбе за власть, хитростью заманил брата Ярополка на переговоры, где приказал его убить. Оскорблённый отказом полоцкой княжны Рогнеды выйти замуж за него, как за сына рабыни, впоследствии он захватил Полоцк, изнасиловал Рогнеду на глазах её родителей, взяв насильно в жёны, а её отца и двух братьев лишил жизни. "Повесть временных лет" описывает молодого князя так: «Был же Владимир побеждён похотью, и были у него жёны […], а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц». После восхождения на киевский престол Владимир провёл крупную языческую реформу и практиковал человеческие жертвоприношения.
Конечно, в церковной традиции есть пояснение, что братоубийцей и прелюбодеем князь был ровно до момента крещения, после которого кардинальным образом изменился, стал милосердным, щедрым, добрым дедушкой. Хотя с точки зрения современного человека, свободного от религиозных догм, свержение и оплёвывание языческих идолов, которым ты ещё вчера поклонялся и скармливал христиан, крещение "огнём и мечом" восточнославянских племён - тоже не есть подвиги, опередившие время. То есть правление Владимира мало чем отличалось от правления, например, Игоря Старого, привязанного к двум согнутым берёзам и разорванного пополам в ходе древлянского восстания. Это было насилие, масштабное насилие по отношению к славянским племенам, киевлянам и по отношению к родным людям. Впрочем, в ту эпоху явление совершенно обычное, а особенным стал именно выбор новой религии, укоренившейся и цветущей на русской земле больше тысячи лет.
Наверное, в 21 веке об этом следует говорить объективно, без лакировки и выдумывания мифов. Иван Грозный вон Казань брал, Астрахань брал, Земский собор учредил, развил систему приказов, создал стрелецкое войско, но был злодеем, деспотом и тираном. И данное обстоятельство в какой-то мере объясняет, почему Грозному не ставили памятники. Память в народе о нём жила крепко, а памятники до нынешнего орловского губернатора ему не воздвигали. В царской России памятник Владимиру был установлен в Киеве в 1853 году. Упоминаний о каких-либо иных монументах святому (во всяком случае, в Википедии) нет. Зато в 2000-е годы они возникают как грибы после дождя: Белгород, Владимир, Коростень, Астрахань, Батайск, Москва, на очереди Калининград. Если раньше к "дедушке Ленину" народная любовь воспитывалась грандиозной машиной пропаганды, миллионами "пионерских костров", книг и телепередач, то продвижение "дедушки Святославича" сейчас не сопровождается даже элементарными разъяснениями. Надо и всё.
А зачем? Чтобы в век научно-технического прогресса убеждать нас в руководящей и направляющей роли церкви? Чтобы в век демократии и гуманизма напоминать о способности государства гнать народ вперёд к светлым далям с помощью кнута, ценой огромных жертв? Почему бы в присутствии первых лиц государства не открыть торжественно и с помпой памятники великим русским учёным? Неужели Ломоносов, Менделеев или Циолковский как нацию объединяют нас меньше? Почему бы не вспомнить отечественных мыслителей, что во все столетия пеклись о лучшей доле для своего народа?
Впрочем, может быть, мы слишком много внимания уделяем символам и их трактовке. В истории полно фактов, когда движения с неблаговидными целями могли запачкать любые знаки. Всероссийская фашистская партия, будучи крупнейшей организацией в среде русской эмиграции на Дальнем Востоке (Китае и Маньчжоу-го) в 1931-1943гг., имела в качестве религиозного значка как раз изображение Св.Равноапостольного Князя Владимира. Наверное, самые разные памятники имеют право на существование. Главное, чтобы они использовались не для оправдания сомнительных политических задач, а для побуждения к осмыслению гражданами страны её истории и её настоящего.
Оригинал